Тем временем текст пропал. Крепко подумав, Грета взяла другой лист и вывела на нем следующий вопрос:

«Имелся ли у мэдчен Риваль жених или возлюбленный?»

Чернила втянулись в бумагу и на листе появились новые строчки:

«Семья Риваль отвергла предложение семьи Торав. Более ничего о мужчинах в жизни мэдчен Риваль неизвестно».

«Надеюсь, я не зря потратила этот лист, — вздохнула Грета. — Или это уже готовый текст? И все зависит лишь оттого, смогу ли я правильно поставить вопрос».

Вытащив чистый лист из писчего набора, Грета попыталась структурировать имеющиеся сведения. Как в учебнике по теории фактов.

«Итак, мы имеем пятерых людей, которые, в теории, могли подлить мэдчен Риваль зелье. У нее не было жениха. Любовное зелье должно было ее раскрепостить. Но на теле следы насилия», — думала Грета и покусывала карандаш. Проще простого обвинить семью, которой отказали в союзе. Но это настолько обыденно — даже бабушка, от имени Греты, отказала соседским парням три раза. Так что это — в сторону.

Больше всего Грету смущали синяки и боль в теле жертвы. Если девушку хотели изнасиловать, то зачем поили зельем? Стереть память проще, чем что-нибудь подлить. Если не хотели, то откуда синяки? И боль в теле — откуда?

У нее в голове роились десятки вопросов и предположений, вот только из пяти пустых листов осталось только три. А значит, ей нужно до крайности разумно подойти к выбору вопросов.

«Если у нас есть пятеро подозреваемых, то должны быть отчеты менталистов. Смогу ли я потребовать их у листков? Или лучше спросить про дружественные связи в той пятерке?» — рассуждала Грета.

Мэдчен сама не заметила, как на черновике появилась целая цепочка кривоватых рисунков. Корявенькие люди что-то пили, ели и общались. Грета даже заставила их шевелиться. Совсем чуть-чуть, просто чтобы немного отвлечься. И в этот момент ей пришла в голову идея. И, посмотрев на часы, она признала эту идею годной к употреблению.

«Бабушка всегда боялась, что я натворю глупостей. Что я принесу ей правнука или правнучку, — думала Грета. — Поэтому она рассказывала мне самые невероятные и страшные истории».

Она не так давно это осознала. В смысле, поняла, отчего бабушка так странно ее, Грету, одевала. Отчего закрывала глаза на набеги на библиотеку и была против обучения в академии. Она боялась, что Грета пойдет по стопам матери.

И сейчас, глядя на имеющиеся сведения, ей казалось логичным вспомнить об одной из популярных любовных баллад. Где влюбленные разделили любовное зелье. Они хотели быть вместе, но семьи были против. Но если бы юноша обесчестил девушку, то… Дальше было два варианта: дуэль до смерти или женитьба. И чтобы не доводить до дуэли, они использовали зелье. Мол, мы не виноваты, нас опоили.

Грета вспомнила, конечно, очень схематично. На деле та баллада была очень длинной и проникновенной. Но красивости сейчас были ни к чему.

Мэдчен Риваль могла либо добровольно, либо недобровольно разделить любовное зелье с неизвестным злоумышленником. Все же на ее теле остались следы несдержанности любовника. Несдержанности, но не жестокости.

«Ну и как это сформулировать?», — уныло подумала Грета.

«Проверяли ли пятерых подозреваемых на наличие любовного зелья в крови?»

Ответ появился очень быстро:

«Данная проверка ничего не выявила».

И, несмотря на то, что он был отрицательным, Грета почувствовала себя так, будто вытянула счастливый билет. Ведь, если проверяли, значит, шли тем же путем. Но что же дальше? Как… Идиотка. Серая Богиня, какая же она идиотка!

Грете даже стало немного стыдно, что она назвалась именем мамы. Ведь та была куда умнее. Ну кто просил писать «крови»?! Когда правильно было «телесных жидкостях, ногтевых пластинах и волосяном покрове».

Оставалось всего два чистых листа. И Грета рискнула. Она переписала свой вопрос и получила ответ:

«Срезанные ногти дерра Торрина дали положительную реакцию на кислоту Доджера-Малько».

Последний лист и последний вопрос. И оставшиеся десять минут до ужина. Можно смело сказать, что любовное зелье было принято и насильником, и жертвой. Но остается смысловая вилка — было ли преступление против половой неприкосновенности или же это был сговор? Всего один шанс задать правильный вопрос. Всего одна возможность узнать, жертва ли мэдчен Риваль.

«Было ли общение мэдчен Риваль и дерра Торрина дружеским или влюбленным после бала и после разбирательств?»

Написав все это, Грета поразилась сама себе — влюбленное общение. Гениально.

«Но я не писатель. Я просто будущий придворный менталист», — оправдала она сама себя.

«Мэдчен Риваль и дерр Торрин сочетались законным браком двенадцатого марта тысяча восемьсот пятнадцатого года от рождения Серой Богини. Союз был скреплен в магистрате, в присутствии семьи невесты».

Грета едва не взвыла от разочарования. Свадьба — не показатель. Его могли вынудить жениться, а после убить или искалечить на дуэли. Или сослать в Приграничье. Или даже отравить.

Время стремительно утекало. Грета быстро и каллиграфично привела все тезисы, указала на вероятную вилку событий — жертва или сообщница. И лаконично дописала, что для четкого, однозначного вывода недостаточно информации. Сидеть в библиотеке и гадать на воде она не собиралась. Так что, едва часы начали отбивать время, Грета собрала все свои бумаги и сложила их в конверт. Который явно был зачарован, потому что туда влезло абсолютно все.

«Не забыть вытащить рисунки», — пометила себе мэдчен Линдер и подошла к подруге.

— Давай зайдем в комнату? Хочу убрать кое-что кое-куда, — выразительно произнесла Грета.

Но Тирна ответить не успела. К ним подошел один из служителей библиотеки.

— На время ужина вы должны сдать бумаги, — сказал он.

— Но я закончила и не собираюсь возвращаться, — нахмурилась Грета.

— Тогда пройдите к вон той конторке и опечатайте бумаги.

— Хорошо.

Все было сделано очень быстро. И в журнале, куда мужчина записал ее имя, Грета увидела еще шестерых рано закончивших соискательниц. Одна умудрилась сдать бумаги на опечатку до обеда. Что ж, вот она, борьба за баллы.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросила Тирна, когда они вышли из библиотеки.

— О чем?

— Да о том, что если бы не таинственная злодейка, то уже завтра кто-то бы паковал чемодан. Может, даже я. Потому что мне придется сидеть до самого отбоя, — скривилась Тирна.

Покосившись на подругу, мэдчен Линдер негромко сказала:

— Знаешь, я всегда считала, что порой для вынесения какого-либо решения просто недостаточно информации.

— Ой, да понятно. Вот мне и не… Ага. М-да, я тоже так думаю. Кхм.

На Тирну будто озарение снизошло. Но она сдержалась и не стала благодарить Грету вслух. Мало ли кто услышит?

За ужином мэдчен Линдер ела без особого аппетита. Давно ей не приходилось так напрягать голову. И оная голова теперь мстила — болела просто нещадно. Так что момента, когда можно было отдать конверт и лечь в постель, Грета ждала с истинным нетерпением.

Увы, ей от бабушки передалась нелюбовь к злоупотреблению обезболивающим зельем. Ведь к нему вырабатывается привыкание, а значит, нужно терпеть, пока есть силы.

Алистер Ферхара

Иногда ему казалось, что голова уже не болит. Что он потерял способность чувствовать боль. Правда, стоило только пошевелиться, как эта благостная иллюзия исчезала.

— Откуда у нас столько соискательниц? — с тщательно дозированным отчаянием вопросил благородный дерр.